Добро пожаловать!
биография
стихотворения
драмы
проза
книги
кратко о Уве Ламмле
книга отзывов посетителей
импресум
из сборника »Год исцеления«, Стихотворения 2006
Перевод с немецкого Романа Пилигрима
ПИЛАТ
Хорош с утра палящий гнёт,В воде спасенье, не в вине.
Мой кактус-канделябр цветёт,
То добрый знак наверно мне.
Цветеньем я не обуян,
Кругом невежи да пески,
И люди, – скучны для римлян,
Темны, надменны и дерзки.
Вновь праздник Пасхи у ворот,
Поймёт ли кто суть веры сей?
С ним каждый раз, из года в год,
Резня иль бунт, как апогей.
И вечно ругани напасть, –
Племянниц будто гам пустой,
Те прежде, как в забавы впасть,
Рвут косы, в дрязгах меж собой.
У здешних сект одна черта:
Ум здравый, Рим, – противны им.
Потеют, с пеною у рта,
Как зверь, что гоном возбудим.
Мне виснет бремя на плечах:
Святош, отребье и пройдох,
Визжащих о »последних днях«,
Унять, чтоб в корне бред засох.
Пока все тихо, – впредь бы так;
Но со стены взгляну-ка сам.
Для желчи с кровью, – не пустяк,
Поверить собственным глазам.
Я самых громких кощунов,
Чья злобным ядом бьёт слюна,
По счастью, запер без шумов,
И к ним, – Варраву драчуна.
С докладом стража. Я б поспал,
Да где тут..., пекло, – не сдержать!
Опять какой-нибудь бахвал...;
А если, – нет меня, как знать...;
Но нет, первосвященник ждёт
У врат моих, с людьми его.
Ему плевать, что мне – не мёд,
Быть скверной штуке, жду всего.
Лишь ропот, ропот, день-деньской;
Отвсюду о протестах весть,
А мне, – тащи груз, но такой –
Атлантам четверым не снесть!
Я жалобе внемлю его,
И дам уверенно ответ:
Что Рим не скажет ни ничего
По делу, мне – желанья нет.
В тюрьме у них, как мне не жаль,
Один молодчик заключён.
Шельмец тот не болтлив, не враль,
Что даже по душе стал он.
Ночлег имел, но схвачен всё ж,
И скромность не чужда ему.
За блуд здесь отдадут по нож,
Надеюсь, больше я пойму.
»Первейший« молвит, хуже быть
Едва ль удастся граду стрел;
Об Иисусе тянет нить,
И вот уж с жалобой насел.
Там вся провинность молодца
В том, что сказал: он, – божий сын;
И больше что-то, без конца,
Дальнейшего, – известен чин.
Предчувствовал я: вновь скандал
На почве веры мы узрим;
Елей терпения шептал,
Что это не тревожит Рим.
Но мне доносят, что царём
Израиля назвался он,
Хотят, чтоб гневно, этим днём,
В измене был бы осуждён.
Без бряцанья мечом, – царёк!
Монарх, что бродит босиком;
Жара ль пошла ему не впрок,
Иль образно болтал тайком?
Да, стоил сна сей шаха ход!
Тень солнечных часов бежит,
Никак священник не уйдёт,
Всё сетует, всё говорит...
Пришёл терпению конец,
Пусть парня приведут сюда,
Но банда эта, мой дворец
Оставит вряд ли навсегда.
Спросил ответчика, и вот –
Стал сам не рад: своей вины
Пособник он, и речь ведёт
Похуже Иова жены.
Меня что ткнуло в эту грязь!?
Покуда чудака – запру,
И пусть уходит не боясь,
Сгинь лишь святоши по-добру.
Едва ль, как гонг мой прозвенит,
У Рима враг, – кощун-стервец,
Убудет свора без обид,
И я прилягу наконец.
Но вдруг волненье стало жечь,
Как будто сёк кто злой рукой,
Тут жарко слишком, чтобы лечь,
И делать что-то, – шкварит зной.
Солдат я, нужен мне приказ,
В крови таких, – знать правил дар,
Что нынче вышло напоказ
Зудит, рвёт нерв; ну что за жар!
Смекаю я: обычай есть...
Верну на пасху я плута
Евреям, их судил – не счесть,
Глядишь, смягчится нагота.
Опросят мигом пусть народ:
Варрава или Иисус,
Свободным воздухом вдохнёт,
Так »царь« сгодится снять мой груз.
Зову охрану, строг как плеть:
Виновным двум встать на дворе!
Пусть там решат: кому висеть,
На праздник, в этой голь-дыре.
Толпа охотно проревёт,
И кто-то воле будет рад;
Кого не пощадит народ, –
Сегодня ж должен быть распят.
Итак, то был не лучший план,
Подначен люд святош рукой,
Ревёт в один глас зла дурман:
– »Варрава!« в первый раз, в другой...
Теперь вердикта раб я сам,
Давно всё надоело мне,
Приму-ка ванну, ну а там,
Случись, что ясно всем вполне.
И здесь покоя не найду,
Приказ кровав мой, часто глух.
Надеюсь, скоро я уйду
Из края, где хиреет дух.
Багровым сделался закат,
Гляжусь, и понял: постарел,
О смерти шельм мне говорят;
Насилу воздух охладел...
Казнил я многих бедолаг,
Порою даже без вины,
Другим дарил жизнь, – просто так,
Те были позже мне вредны.
Как в спальню я мою вошёл,
Там кактус в редкостном цвету...
Но сломлен я, как раб, что гол,
Главы жалею наготу.
Ведом ли силой я чужой,
Весь труд мой, – злобою тернист?
Кто на ночь думает, – больной,
То мука, словно флейты свист.
Мне кактус не принёс чудес,
Его колючки, – просто вздор.
Легко я оттянул навес,
И выбросил цветок во двор.